31 декабря миссия Уильяма Тейлора завершается. Признаюсь, я недовольна тем, как провела это интервью. С Бжезинским, Киссинджером, Клинтоном, Олбрайт и Райз… было проще. Уильям Тейлор — не политик, а Офицер. Он целостен и тверд, в своей миссии профессионала-чиновника и в своих убеждениях. В ходе разговора я поняла, что не ему должны быть адресованы мои накопившиеся претензии и едкие вопросы. Но ответы человека, верящего и в свою страну, и в Украину, — адресованы нам.
— Америка нам продала "джавелины" Почему они не помогают воевать на Востоке, лежа на складах во Львове, даже не в Днепре?
— Русские знают, что у Украины есть "джавелины". Они знают, что если пойдут в танковое наступление, эти "джавелины" быстро переместятся с запада на восток. Я совершенно уверен в том, что "джавелины" реально сдерживают россиян от дальнейшего наступления.
— Я думаю, что эффективная система ПВО сдерживала бы русских надежнее. В свое время Украина отдала ядерный арсенал, оружие, на сдерживание которого Америка тратила минимум 10 миллиардов долларов в год. За 25 лет набежала бы значительная сумма…
Кроме того, я была свидетелем изменения реакции Вашингтона на крымские события. Первые три дня, как только появились "зеленые человечки", очень активно включились и посол, и военный атташат, и Минобороны. Речь шла о реальной помощи в сдерживании начинающейся аннексии. Но спустя три дня все замолчали, и победила линия Госдепа, породившая команду: "Стоять, не провоцировать". Стыдно, что и.о. президента Турчинов выполнил команду, но она была. Когда госсекретарь Керри прилетел в Киев, на встречу с ним даже не пригласили министра обороны — никого, кто не хотел сдавать Крым без боя. Мы отдали Крым бесславно, зато Путину позволили совершить ошибку, в результате которой Европа, дрейфующая от США к РФ, не могла от Кремля не отвернуться. Украина опять стала объектом, средством для выяснения отношений. Просто я хочу сказать, что та помощь, которая нам сейчас оказывается, за нее большое спасибо, но она не так велика в сравнении с теми разноплановыми услугами, которые оказала Украина.
— США помнят Будапештский меморандум, который вы имеете в виду. Это болезненная тема. Вы были знакомы с моим коллегой Стивеном Пайфером, который участвовал в договоренностях по формулированию меморандума. Что касается того, объект Украина или субъект, то как мне кажется, Украина при этой администрации занимает более уверенную позицию в отношении господина Путина. Четыре телефонных разговора, личная встреча, противостояние в которых было, по крайней мере, на равных, создают впечатление, что Зеленский отстоял свою позицию лучше, чем это удавалось господину Порошенко. Как думаете?
— Я не знаю. Наш deep state не силен, зато есть deep influence. Иногда оно "very deep"…
Как вам заявление Путина о том, что украинское Причерноморье — это исконно русские земли? Возможно, в Кафе много было славян-рабов, но, тем не менее, за словом идет дело…
— Я примерно так же отношусь к этим его заявлениям, как и к заявлениям, что Крым — это Россия. Крым — это Украина, а Украина имеет суверенитет в пределах своих международно признанных границ. Путин уже нарвался на последствия неуважения к украинскому суверенитету и нарушения границ Украины. Он платит и продолжает платить эту цену. И я считаю, что она, благодаря санкциям, продолжает возрастать. Он хотел бы от этих санкций избавиться, и он знает, что для этого нужно сделать: выйти из Донбасса, вернуть Крым.
— Мне кажется, что именно Вы в 2014 году не передали бы так просто команду "Стоять, не провоцировать!"
— Тогда решение принималось очень сложное, трудное и ужасное. Мог быть кровавый, длительный конфликт, кровавая война.
— Вы имеет в виду международный или внутриукраинский? Но ведь в Украине и так война из-за того, что тогда ситуацию быстро не купировали.
— Тогда надо было ответить на вопрос, была ли возможна оборона Крыма с теми выхолощенными, благодаря Виктору Януковичу, военными возможностями. Можно ли было воевать за него?
— Можно и нужно. Только все решения нужно было принимать быстро. Так же, как и в Донбассе.
Кстати, до возвращения в Украину не только Волкер, но и вы активно занимались разработкой предложений и альтернативного видения урегулирования ситуации в Донбассе. Сегодня вы укрепились в понимании, что реально можно сделать?
— Урегулирование в Донбассе в любом случае должно основываться на том, что российские силы из Донбасса уйдут, а Украина, в конечном счете, восстановит свой контроль. И Волкер, и другие хорошо вам известные люди, работали над тем, как можно этой цели добиться. По их мнению, элементом этого могло бы быть введение международных сил. Эта идея витала в умах определенное время, и я слышал, что министр иностранных дел Украины недавно опять упомянул об этой возможности. Мне тоже кажется, что определенный шанс и смысл в этом есть. Это мог бы быть промежуточный шаг между уходом русских из Донбасса и восстановлением полного контроля Украины над ним.
— Как вы видите эту миссию? Сколько она может стоить, из кого состоять и какое время действовать?
— Очевидно, ее должен был бы утвердить Совет Безопасности ООН. По такому решению Совбеза, страны, у которых есть соответствующие вооруженные силы, могли бы их собрать и отправить в Донбасс. Да, это стоило бы денег, а странам, включая США, надо было бы предоставить эти средства для того, чтобы собрать и направить такой контингент в Донбасс. Посреди Европы продолжается вооруженный конфликт, и странам следует быть готовыми заплатить за то, чтобы его остановить.
— Господин Макрон собирается в мае в Москву на парад. Не так уж их этот конфликт тревожит.
— Я думаю, тревожит. И французов, и немцев, и ЕС в широком смысле. Они хотели бы видеть, что вооруженный конфликт посреди Европы завершен. Если Макрон хочет иметь хорошие отношения с Россией, ему надо найти и решение донбасской проблемы. То же самое касается и Трампа.
— Но дело в том, что они могут найти это решение за счет Украины. Во время второго срока Трампа — точно.
— Не представляю, как могут быть хорошие отношения между США и Россией, Францией и Россией, ЕС и Россией без разрешения проблемы Донбасса и Крыма.
— С моей точки зрения, ваши показания в Конгрессе были самыми достойными, четкими, без оценок и виляний. Но меня еще вот что поразило: когда вы говорили о нашей стране, которую все, во многом заслужено, называют коррумпированной, несостоятельной, вы говорили об Украине небезразлично. Вы не просто обосновывали, чем важна Украина для США, вам было не все равно, что с нами будет! Почему?
— Помню, как вы когда-то сказали, что украинцев трудно любить.
— Но у вас получилось. Что вы в нас такое рассмотрели?
— Многие видят и знают, что у Украины была трагическая история, но в то же время — многообещающее будущее. И это будущее важно не только для самой Украины, но и для Европы, и США. Страсть и преданность, которую украинцы продемонстрировали не только на Майдане, но и вообще в течение всей своей истории, вдохновляют людей по всему миру. Это вдохновляет и меня. За это стоит бороться, что украинцы и делают. А поскольку такая победа Украины была бы важна и для Украины, и для ЕС, и для США, то я за это болею. Я уверен, что мир и порядок в Европе может продлиться в будущем только в случае, если страны будут уважать границы и суверенитет друг друга. И украинцы хотят не чего-то там исключительного, а просто быть самими собой, быть свободными, быть независимой страной. Стремление украинцев к свободе — важный элемент международного порядка.
— Америка через 10 лет? Мы наблюдаем, как в США исчезла привычная для нас объективность СМИ, как раскололось общество. Белый дом уходит от глобальной политической ответственности в сфере безопасности, экологии концентрируясь на экономических проблемах. Это объяснимо, но это бумеранг. Что будет с вашей страной?
— Мне кажется, существуют определенные циклы. У нас было такое и в прошлом — мы помним политические расколы. И в то же время видели, как они преодолеваются и мы снова объединяемся. Я продолжаю верить в добрую природу, в хорошие намерения основной части американцев, так же, как и человечества или Украины. Поживем — увидим.
— А в своей профессии вы видите, как лоббизм съедает поле дипломатии? Ее остается все меньше, а "решал" в отношениях между странами становится все больше.
— Нет. Лоббисты были у нас всегда. И в XIX веке они были, и в ХХ веке. Но всегда была внешняя политика, которую осуществляли кадровые дипломаты, политики, военные. Именно такую внешнюю политику поддерживали граждане. И она осуществлялась не лоббистами. Лоббисты имеют свою функцию: одни отстаивают одну позицию, другие — другую, и в этой дискуссии рождаются какие-то решения. Лоббисты не руководят вашингтонской политикой, они не формируют ее и в Киеве.
— Вы завершаете свою официальную миссию в Украине. Чем будете заниматься по возвращении в Америку? И что самое важное хотелось бы сказать украинцам?
— Я хочу надеяться, что найду возможность продолжать работать на благо американо-украинских отношений. Мои слова к украинцам были бы такими: США — это сила добра в мире, они хотят пребывать в партнерстве с такими странами, как Украина, которая разделяет их ценности. Политика развивается циклично. В этом контексте важны слова и в адрес американцев: Украина — это страна, которая в Европе противостоит России, разделяя наши американские ценности. Американцам следует понимать, что успех Украины важен для мира в Европе и стратегических интересов США. И я уверен, что и в Конгрессе, и в Администрации это понимают. И при таком сценарии Украина — субъект, а не объект. Будучи субъектом, она должна добиться успеха. А это будет хорошо для США.
Journal information